Неточные совпадения
— Хнычешь, чего ты хнычешь, дурак, духгак! Вот тебе! — и он
бьет меня, он больно ударяет меня кулаком
в спину,
в бок, все больней и больней, и… и я вдруг открываю глаза…
Потом стало ворочать его то
в одну, то
в другую сторону с такой быстротой, что
в тридцать минут, по словам рапорта, было сделано им сорок два оборота! Наконец начало
бить фрегат, по причине переменной прибыли и убыли воды, об дно, о свои якоря и класть то на один, то на другой
бок. И когда во второй раз положило — он оставался
в этом положении с минуту…
Я слышал, как он ударил ее, бросился
в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый,
в новом мундире,
бьет ее
в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола нож с костяной ручкой
в серебре, — им резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима
в бок.
Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие
били и кипели у ее подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами с крышей;
в срубы были вдолблены широкие липовые колоды, наполненные такой прозрачной водою, что казались пустыми; вода по всей колоде переливалась через край, падая по
бокам стеклянною бахромой.
Я видел, как приходили крестьянки с ведрами, оттыкали деревянный гвоздь, находившийся
в конце колоды, подставляли ведро под струю воды, которая
била дугой, потому что нижний конец колоды лежал высоко от земли, на больших каменных плитах (
бока оврага состояли все из дикого плитняка).
— Не плачь! — говорил Павел ласково и тихо, а ей казалось, что он прощается. — Подумай, какою жизнью мы живем? Тебе сорок лет, — а разве ты жила? Отец тебя
бил, — я теперь понимаю, что он на твоих
боках вымещал свое горе, — горе своей жизни; оно давило его, а он не понимал — откуда оно? Он работал тридцать лет, начал работать, когда вся фабрика помещалась
в двух корпусах, а теперь их — семь!
Лицо станового дрогнуло, он затопал ногами и, ругаясь, бросился на Рыбина. Тупо хлястнул удар, Михаило покачнулся, взмахнул рукой, но вторым ударом становой опрокинул его на землю и, прыгая вокруг, с ревом начал
бить ногами
в грудь,
бока,
в голову Рыбина.
Но горцы прежде казаков взялись за оружие и
били казаков из пистолетов и рубили их шашками. Назаров висел на шее носившей его вокруг товарищей испуганной лошади. Под Игнатовым упала лошадь, придавив ему ногу. Двое горцев, выхватив шашки, не слезая, полосовали его по голове и рукам. Петраков бросился было к товарищу, но тут же два выстрела, один
в спину, другой
в бок, сожгли его, и он, как мешок, кувырнулся с лошади.
Освирепел Базунов, бросился на противника, яростно махая кулаками, а ловкий подросток, уклоняясь от ударов, метко
бил его с размаха
в левый
бок.
Ему представилось огромное, мокрое поле, покрытое серыми облаками небо, широкая дорога с берёзами по
бокам. Он идёт с котомкой за плечами, его ноги вязнут
в грязи, холодный дождь
бьёт в лицо. А
в поле, на дороге, нет ни души… даже галок на деревьях нет, и над головой безмолвно двигаются синеватые тучи…
Не было возможности спастись от его кулака, которым он по заказу
бил куда хотел, заставляя видимым пинком
в грудь, живот или нос невольно защищать угрожаемое место; но тут-то его кулак, как молния,
бил в указанный
бок.
Обыкновенно оканчивалось тем, что богословия
побивала всех, и философия, почесывая
бока, была теснима
в класс и помещалась отдыхать на скамьях.
— Почему не рожу, а? Ну-ка вспомни, сколько ты меня
бил? Сколько пинков
в бока мне насыпал?.. Сосчитай-ка! Как ты мучил, истязал меня?
Она не договорила. Он схватил ее за руку, сдернул с кровати и стал
бить по голове, по
бокам, по груди. Чем больше он
бил, тем больше разгоралась
в нем злоба. Она кричала, защищалась, хотела уйти, но он не пускал ее. Девочка проснулась и бросилась к матери.
Через год ее
били кнутом
в Орле на Ильинской площади. Она была еще молоденькая и очень хорошо сложенная. Ей дали пятнадцать ударов и растерзали ей до кости все
бока и спину, но она не потеряла чувств и за каждым ударом вскрикивала: «Понапрасно страдаю!» А когда ее сняли с деревянной кобылы, и она увидала на своей свитке набросанные медные деньги, то заплакала и сказала...
Я вспомнил про Пимена и послушал дядьки. Я слез с лошади, и, когда я посмотрел, как она носила потными
боками, тяжело дышала ноздрями и помахивала облезшим хвостиком, я понял, что лошади трудно было. А то я думал, что ей было так же весело, как мне. Мне так жалко стало Воронка, что я стал целовать его
в потную шею и просить у него прощенья за то, что я его
бил.
Ни разу он не изменял ему, не разразился бешеным воем шторма или урагана и не
бил в слепой ярости
бока корвета, пытаясь его поглотить
в своей бездне.
Леска дурак
Повадился
в кабак,
Там его
били,
Били, колотили
Во три дубины,
Четвертый костыль
По зубам вострил,
Пята дубина
По
бокам возила,
Шесто колесо
Всего Леску разнесло,
По всем городам,
По всем сёлкам, деревням.
Река становится темнее, сильный ветер и дождь
бьют нам
в бок, а берег всё еще далеко, и кусты, за которые,
в случае беды, можно бы уцепиться, остаются позади… Почтальон, видавший на своем веку виды, молчит и не шевелится, точно застыл, гребцы тоже молчат… Я вижу, как у солдатика вдруг побагровела шея. На сердце у меня становится тяжело, и я думаю только о том, что если опрокинется лодка, то я сброшу с себя сначала полушубок, потом пиджак, потом…
Шпорами раскаленными
в бока грешников
бьют, на дыбки подымают.